В одном из интервью, опубликованном на страницах журнала «Советский экран», Яковлев сказал, что как актер он «родился» в период работы над чеховской «Пьесой без названия» («Платонов»). Этот спектакль был поставлен на сцене Вахтанговского театра режиссером А. Ремизовой в начале 60-х годов к столетию со дня рождения Чехова. К этому времени уже были сыграны и князь Мышкин, и поручик Дибич, и Венька Альтман, и ряд других экранных и сценических персонажей. Почему же именно от «Платонова» начинает свой собственный творческий отсчет Юрий Яковлев? Не новость, что у актеров по отношению к своему творчеству особая мерка. Бывает, что большая главная роль, сделавшая артиста популярным, ему менее дорога, чем более скромная работа, но в которой самому исполнителю было интересно и он что-то новое открыл для себя, что-то преодолел в себе. Случается, писатель гордится маленькой новеллой, а не шумным объемным романом, поэт — четверостишием, а не длинной поэмой... Такое отношение к результатам собственного труда кажется порою лишенным логики. Но это только на первый взгляд. Как правило, авторская оценка имеет глубокий смысл.
Характерно, что сам артист весьма сдержанно говорит на эти темы. Лишь однажды, сравнительно недавно, рассказывая корреспонденту о постоянном, непокидающем, несмотря на многие годы интенсивной работы в театре, кино, на телевидении, чувстве мучительной неуверенности в собственных силах перед началом каждой новой работы, Яковлев коротко сказал: «Чеховские персонажи меня не страшат, с ними я дружу». Действительно, не надо повторять за многими: «это мой любимый писатель», «я у него учусь» и т. п. О том, что такое для него Чехов, Яковлев образно рассказал в одной из своих недавних работ — в многосерийном документальном телесериала «Путешествие к Чехову».
Но прежде, чем перейти к разговору об этом уникальном (в нашем искусстве подобных работ еще не было) произведении, вернемся не два десятилетия назад, когда в начале 60-х вахтанговцы поставили «Пьесу без названия». Малоизвестная пьеса пользовалась неожиданным успехом. Как одну из самых ярких удач критика отмечала доктора Трилецкого в исполнении молодого Яковлева.
Тощий, длинный, нескладный, с порывистыми нервными движениями рук, Трилецкий был смешным и трогательным одновременно. Одаренный, тонкий человек не смог, не сумел сделать в жизни того, о чем мечтал, к чему стремился в молодости. Казалось, неблагополучие преследует его, обстоятельства оказались сильнее желаний, они победили. Он знает об этом и принимает свое поражение с изящным мужеством, защищаясь от жизни, от обстоятельств, от самого себя глубокой и тонкой иронией. Он продолжал шутить и острить даже когда были все основания для скорби. И потому шутки его воспринимались пронзительно остро. Смех скрывал трагедию. Зрители проходили вместе с Трилецким — Яковлевым дорогой скрываемых страданий, смеялись над собственной скорбью. Знаменитое чеховское — «смех сквозь слезы».
Через несколько лет в спектакле «Насмешливое мое счастье», построенном на документах — письмах Антона Павловича к родным, близким: к Горькому, Ольге Книппер, Лике Мизиновой, — Юрий Яковлев сыграл самого писателя. Актер не стремился соблюсти портретное сходство, передать характерные черты внешнего облика писателя, не это было главным в его работе. Он стремился прежде всего воссоздать образ мыслей и мироощущение своего героя. Звучат знаменитые чеховские письма с их несравненным юмором, написанные с изяществом и внешней легкостью, в которых раскрываемся подлинная боль за всех униженных и оскорбленных в этом мире. В них бесстрашие и несгибаемость истинно смелого человека, его требовательность к себе и другим. Мысли, чувства, боль и гнев Чехова нес Яковлев со сцены в зрительный зал, выстраивая свои сценические монологи в мягкой, тактичной форме, исключив для себя в этой роли всякую аффектацию и сгущение красок. В лучших сценах, связанных с воспоминаниями Чехова о путешествии на Сахалин, прорывались неистовство и страдание писателя-гражданина, воплотившего для современников «больную совесть» царской России. Свыше 300 (!) раз сыграл Юрий Яковлев Чехова в спектакле «Насмешливое мое счастье».
Драматург Л. Малюгин, продолжая работу над чеховской темой, написал сценарий фильма «Сюжет для небольшого рассказа», поставленный режиссером С. Юткевичем. Структура сценария вобрала многие реальные события из жизни писателя, связанные с определенным периодом его жизни: одной из основных сюжетных линий стали взаимоотношения Чехова с Ликой Мизиновой.
Экран в несравненно большей степени, нежели сцена, требует портретного сходства. В этом смысле Юрий Яковлев не мог претендовать на роль Чехова, ее сыграл в фильме актер Н. Гринько. Яковлев же сыграл Потапенко, модного преуспевающего писателя. Этот уверенный в себе человек прочно занял свое место в жизни, он знает, чего хочет, и умеет взять это. Актер играет сочно и остро, создавая на экране как бы антипод личности самого автора «Чайки», антипод, воплощающий антагонистическую жизненную философию.
В рецензиях на фильм «Сюжет для небольшого рассказа» подчеркивалась в качестве недостатка прямолинейность проекций, проложенных на экране от Лики Мизиновой к героине «Чайки» — Нине Заречной, от Потапенко — к Тригорину. Пройдет несколько лет, и в фильме режиссера Ю. Карасика, экранизировавшего чеховскую «Чайку», Яковлев сыграет Тригорина, невольно подтверждая этим критику в адрес «Сюжета для небольшого рассказа».
У фильма «Чайка» были, казалось, все основания для успеха — опытный, зарекомендовавший себя режиссер, прекрасный актерский ансамбль: Ю. Яковлев, А. Демидова, Е. Копелян, Н. Плотников, А. Джигарханян, Л. Савельева. Но, увы, фильм в целом не состоялся, словно продолжая фантастическую судьбу этой пьесы, где горькие провалы (вспомним первую постановку в Александрийском театре в 1896 году) сменялись легендарным успехом (открытие Художественного театра в 1898 году). Не останавливаясь здесь на анализе всего фильма, надо сказать, что работа Яковлева, которая сама по себе достаточно интересна, не компоновалась, не стыковалась в ряде важных эпизодов с работами других, тоже талантливых и тоже интересных исполнителей. Да и весь фильм производил впечатление фрагментарности, затянутости. Так что встречи с творчеством Чехова всегда были большим испытанием для Яковлева. И все же по-прежнему утверждаю, что личность Антона Павловича Чехова оказала свое особое влияние на творческий путь Яковлева. Подтверждение тому нахожу в необычной для артиста форме творческой деятельности: речь пойдет об участии Яковлева в пятисерийном документальном телевизионном фильме, посвященном жизни и творчеству Чехова.
Довольно обычное название всего цикла «Путешествие к Чехову» приобретает здесь дополнительную смысловую нагрузку: создателям цикла удалось достичь важного именно для телевидения эффекта зрительской сопричастности к происходящему на экране. Это тем более ценно, что дело касается событий прошлого, отделенного от нашего сегодня многими десятилетиями. Достигается это ощущение, как мне кажется, благодаря работе ведущих цикла — известного искусствоведа Владимира Лакшина и артиста Юрия Яковлева. Но нет, определение «ведущие» здесь не совсем верно, оно не раскрывает сути их работы, так же, как и привычное «комментатор», где подразумевается отстраненный, оттого и беспристрастный комментарий происходящих событий. В том-то и секрет обаяния этих документальных фильмов, что люди на экране, ведущие нас, зрителей, дорогами чеховской судьбы, воспринимаются нашими полномочными представителями. Они открыто взволнованы, эмоционально напряжены, радуются или огорчаются, как и те, кто перед экраном. И хотя само собой очевидно, что циклу предшествовала объемная подготовительная работа, экран дарит нам радость сиюминутных открытий. Открытий как для зрителей, так и для тех, кого видим мы в таганрогском домике семьи Чеховых или в подмосковной усадьбе Мелихово, где предпоследние годы своей жизни провел писатель, или на далеком Сахалине и, наконец, в Ялте. И вот эта сиюминутность сопереживаний зрителей и телеведущих придает фильмам особый личностный характер восприятия экранного изображения.
Поначалу обязанности распределялись следующим образом: Лакшин — исследователь творчества писателя, Яковлев выступает «от Чехова»: он читает его письма, дневники, литературные произведения. Но функции эти уже в первом фильме смещаются. Возникает дуэт единомышленников, собеседников, икоторые делятся друг с другом своими предположениями, догадками, мыслями. Они размышляют вслух, дополняя и поправляя друг друга. Им обоим знакомо очистительное влияние личности писателя-гуманиста, его творчества. Не таясь, говорят они о том, как в трудные минуты жизни черпали силы, обращаясь к Чехову. Не правда ли, удивительное партнерство- доктор наук и артист.
Нередки случаи, когда телевизионный экран ставит актера в невыгодное положение, когда он уже «не в образе», говорит от себя, но говорит о пустяках, легковесные вещи. Такое случается часто. Здесь же Юрий Яковлев получил возможность говорить от себя о том, что дорого и выстрадано многими годами напряженной работы. Чисто внешний прием, когда в начале первого фильма артист снимает чеховское пенсне, как бы стирает с лица портретный грим писателя, становится сигналом начала жизненно важного для исполнителя разговора.
В одном из начальных эпизодов первого фильма цикла «Родился в Таганроге» Лакшин и Яковлев рассматривают комнату Чехова, его вещи. Среди них — колокольчик. В него звонил смертельно больной Чехов в последние дни своей жизни. Яковлев замечает колокольчик, берет его в руки и непроизвольно спрашивает: «Можно я позвоню?» Было ли так задумано или получилось случайно, но мелодичный звон маленького чеховского колокольчика становится своеобразным камертоном всего цикла. Он еще не раз будет звучать на экране, как напоминание о негромком, кристально чистом голосе совести, которым говорил гениальный писатель. Чехов никогда не любил громких фраз, пышных обещаний, это было чуждо и даже противно его натуре. Но он всегда оказывался там, где надо было делать дело, конкретно помогать людям. Он строил школы, создавал библиотеки, лечил людей. Он поехал на далекий Сахалин, где переписал все каторжное ссыльное население.
Год от года, от фильма к фильму идут авторы трудными путями чеховской судьбы. В последней серии вновь, теперь уже а последний раз, звонит в чужом далеком городе, где умирал великий писатель, его тихий колокольчик. Грустью и печалью проникнуты заключительные сцены фильма «Письма из Ялты».
На протяжении пяти фильмов Яковлев как актер прочитал отрывки из многих чеховских произведений: от серии шуточных фраз юного Антоши Чехонте до «Палаты № 6», от юмористических рассказов «На Трубной площади» до пронзительно грустных писем из Крыма. И каждый раз актер выбирал стиль исполнения, сообразуясь и с этапом биографии писателя, и с местом действия, и с конкретными обстоятельствами, в которых в данный момент находится. Мягкая «яковлевская» манера исполнения «вполголоса» создает особую доверительную атмосферу разговора со зрителем, читателем, им так дорожил и к нему стремился в своем творчестве Антон Павлович Чехов.
Критик А. Свободин писал после показа фильма по телевидению: «Я убежден, что этот цикл, это «Путешествие» — явление из области общественной морали, явление прежде всего этическое. Имеющий уши да услышит! Нельзя не услышать того тихого, ненавязчивого зова совести, человечности, правды, который излучает личность Чехова сквозь эти фильмы».
Закончилась долгая увлекательная работа на телевидении, связанная с поездками в Таганрог, на Сахалин, в Ялту… Актер вернулся в привычную среду: спектакли, репетиции, съемки. Но след «Путешествия» остался на всю жизнь. И сегодня, по прошествии нескольких лет, живы в его душе все впечатления, все чувства, связанные с этой необычной для актера работой.
Как ни странно звучит это применительно к рассказу о творчестве артиста, но личность Яковлева как думающего, высокообразованного человека полнее всего раскрылась при работе в документальном кинематографе. Часто круг наших представлений о самых популярных актерах ограничивается сферой созданных ими образов, в которых ищем мы черты проявления творческой личности, и как мало порой знаем мы о том, чем жив художник, что питает его творчество. А ведь актерская судьба такова, что случается прожить долгую и славную жизнь в искусстве, но так и не встретиться в работе с творчеством самого близкого, родного автора и не суметь передать зрителям своего постижения его философии. Юрий Яковлев получил благодатную возможность выразить сегодня полно и разнообразно свое восприятие Чехова.
Вот почему, начиная этот раздел, я позволила себе говорить об особом духовном родстве, которое проявляется в творчестве этого актера даже в тех случаях, когда исполняет он роли, написанные другими драматургами.
— Мне за свою жизнь, — говорит Яковлев, — пришлось играть роли самого разного плана и в кино, и в театре, и на телевидении. И мне как актеру хочется в каждом своем образе утверждать человечность, доброту, истинную интеллигентность. Я уже говорил о том, как высоко ценю понятие интеллигентность, как дорожу им. Для меня это целый мир добрых, светлых, теплых и тонких свойств человеческой души. Рядом с такими людьми всегда радостно существовать, по-иному ощущаешь себя, увереннее и спокойнее, добрее и богаче. Воплощением истинной интеллигентности для меня всегда был и остается Антон Павлович Чехов. Перейти по ссылке сейчас - casino-x40.ru
